Главная / Публикации / Д. Падни. «Льюис Кэрролл и его мир»

Д. Урнов. «Посещение странного мира»

До сих пор весь Оксфорд продолжает игру, некогда начатую этим человеком. Приезжали сюда сто лет назад читатели «Приключений Алисы в Стране Чудес» и спрашивали:

— Можно ли видеть Льюиса Кэрролла?

Застенчивый, заикающийся, высокого роста джентльмен отвечал:

— З-здесь такого нет. Мое имя Дододжсон.

А теперь в ответ на вопрос «Где здесь жил Льюис Кэрролл?» переспрашивают:

— Доджсон?

— Да, где находилась его квартира?

— Трудно сказать.

Трудно?! Льюис Кэрролл (он же Чарлз Лютвидж Доджсон) прожил в Оксфорде сорок семь лет, почти сорок лет он преподавал здесь математику, он, по его собственным подсчетам, обедал в столовой своего колледжа восемь тысяч раз, и после всего этого никто не знает его точного адреса?

Игра, как шла, так идет и в шутку, и всерьез. Шутя, на досуге, Льюис Кэрролл рассказывал забавные истории и сочинял смешные стихи. Так это и называлось «поэтическая чепуха» или «поэзия бессмыслицы». А Чарлз Лютвидж Доджсон занимался наукой, математической логикой. Однако странная то была логика, потому что, если ей следовать, опять-таки получается чепуха.

Например, отправляясь к парикмахеру, Доджсон с невозмутимым видом допускал, что парикмахера в мастерской сейчас нет. Зачем же туда идти? И тут же Доджсон допускал, что парикмахер — в мастерской. Какое же предположение верно? Оба верны, был ответ. Как это может быть? Доджсон брал бумагу и карандаш и выводил, что из допущения «Парикмахера нет» следует: «Парикмахер на месте».

Специалисты подтвердят, что Доджсона невозможно поймать на логической ошибке. А если кому-нибудь пришло бы в голову пойти с ним и проверить? Рассказ про парикмахера на этом просто обрывается, но мы уже знаем, что бывало, когда приезжали в Оксфорд повидать Льюиса Кэрролла: «З-здесь такого нет». Причем задача не упрощалась, а только усложнялась, даже в тех случаях, когда Доджсон все-таки признавался, что он — Кэрролл, и это он автор «Приключений Алисы» и «В Зазеркалье». Современники не верили ни своим ушам, ни своим глазам. «Как?! Эта бледная личность, сухарь и педант написал такие увлекательные книги?» Одним словом, задал он всем загадку, этот человек, как бы его там ни называть.

Книга «Льюис Кэрролл и его мир», которую сейчас открывает читатель, отчасти помогает эту загадку разгадать. Но все равно читателю необходимо быть настороже. Вышла она в серии книг, среди которых «Роберт Бернс и его мир», «Марк Твен и его мир», «Оскар Уайльд и его мир». В этих книгах мы можем легко ориентироваться. Вот Шотландия, знакомая по стихам «славного Робина». Вот широкая Миссисипи, и мы, кажется, различаем плот, на котором находятся Гек и Джим. А вот оксфордский колледж, где учился «блистательный Оскар». А где же причудливый мир Льюиса Кэрролла?

Да, Льюис Кэрролл и Оскар Уайльд некоторое время находились в Оксфорде вместе. Только принадлежали они к разным колледжам, кроме того, Оскар Уайльд был студентом, а Льюис Кэрролл, вернее, Доджсон — деканом. Доджсон следил за порядками, которые нарушал Оскар Уайльд. Но с «блистательным Оскаром» все ясно: нарушал порядки в колледже, нарушал потом порядки в обществе. А что вы скажете, если узнаете, что Льюис Кэрролл тоже нарушал порядки, те самые, за которыми следил Доджсон?

Вот посмотрите на фотографию: университетский двор, так называемый «квадрат», где происходила торжественная церемония по случаю визита королевского семейства в Оксфорд. Как ожидал этого события Доджсон, как вместе со всеми готовился и трепетал! У него были заботы особые. Ведь он был еще и фотографом. И он заранее самым тщательным образом продумал, где ему лучше всего поместиться со своей громоздкой аппаратурой, чтобы запечатлеть высоких гостей. А кроме того, он мечтал (о, как мечтал!) пригласить тех же гостей к себе в кабинет, в студию, и сделать их фотопортреты. И тот же самый подобострастный хлопотун изобразил в своих книгах королеву сначала в виде злобной фурии, а потом в виде... старой овцы. Выбирал место, старался оказаться поближе к центру торжественного события, а в книгах представил дело так, будто королевская камарилья это какие-то игральные карты, просто пешки.

Проще всего допустить, что Кэрролл-Доджсон жил двойной жизнью. Однако в случае с этим странным человеком простые решения не годятся. Обычная логика тут не действует. Двойная жизнь? Говорил одно, а думал другое? Подобные предположения опровергаются его дневниками. Эти дневники отражают внутренний мир человека, который от королевского визита был в искреннем восторге, всегда вовремя являлся к обеду и был грозой недисциплинированных студентов. Таким образом получается, что верны два взаимоисключающих утверждения: «Льюис Кэрролл совершенно не похож на Чарлза Лютвиджа Доджсона» и «Кэрролл с Доджсоном одно лицо». Далее выходит так: Кэрролл с Доджсоном жили в разных мирах, и жили они в одном и том же мире.

Чтобы как-то решить эти сложные литературно-психологические уравнения, некоторые критики сочли возможным задачу упростить, вычеркнув чудо. Они предложили никакой разницы между Кэрроллом и Доджсоном не замечать, и у них получилось: чем хуже, тем лучше, чем скучнее, тем веселее. Например, первый вариант «Приключений Алисы», по логике этих критиков, ни в чем не уступает окончательному и даже еще превосходит его. Согласиться с таким мнением можно, лишь не зная или не желая знать факты. Ведь в окончательном варианте появились самые занимательные, самые знаменитые эпизоды, которые Кэрролл написал, в частности, вдохновленный рисунками художника Джона Теннила. Но критиков, которые не хотят видеть разницы между весельем и скукой или, в самом деле, не видят ее, этим не смутишь. Рисунки Теннила они объявляют не очень удачными. И ссылаются вроде бы на самого Кэрролла, который был чем-то в иллюстрациях недоволен. Действительно, он не всем был доволен. Но когда он написал свою вторую книгу «В Зазеркалье» и его спросили, кто ее будет иллюстрировать, Кэрролл ответил: «Только Теннил!» Он же не мог забыть, что фактически в содружестве с художником создал «Безумное чаепитие», пожалуй, самую классическую главу в «Приключениях Алисы», целиком разошедшуюся на пословицы. Нет, уж что такое чудо, он знал по себе. Ему была хорошо известна разница между писателем-парадоксалистом Льюисом Кэрроллом и обычным обывателем Ч.Л. Доджсоном. И он убедительно просил не путать эти два лица.

Прекрасно, что автор этой книги выполняет названную просьбу. Однако он понимает, что была же между этими лицами и связь. Они существовали в одной смертной оболочке и, кажется, один за счет другого. Чтобы рассказать о том, до чего странные чудаки эти англичане, Льюису Кэрроллу за материалом и ходить далеко не требовалось: перед ним был он сам в обличье Ч.Л. Доджсона. С доскональным знанием всей подноготной, черпая из первоисточника, Кэрролл описывал причудливые ужимки в поведении, непрерывную оговорочность речи, когда говорящий запутывается в собственной вежливости, и неожиданную жестокость рядом с уступчивостью, и подавленную истерию, вдруг прорывающуюся сквозь хорошо отработанные улыбки, приверженность повседневным, ежеминутным ритуалам, которые всем приелись и без которых те же люди жить не могут. С тончайшим саморазоблачением выходил Льюис Кэрролл к читателям. А если читатели-почитатели приходили к нему, он являлся перед ними заикой и занудой, как персонаж собственной книжки, всего лишь персонаж, не насмешник, а объект для насмешки.

Джон Падни отмечает особенность в сопоставлении Кэрролла и Доджсона: над чем Кэрролл посмеивался, то Доджсон воспринимал без тени улыбки. Например, перчатки. «Ах, я опаздываю! Герцогиня рассердится! Куда это я их подевал?» Это Белый Кролик — смешное существо со страниц «Приключений Алисы». Но всякий, кто видел, как Ч.Л. Доджсон подбирал, покупал и носил перчатки, понимал, что тут не до смеха. Бытовые детали постепенно накапливаются, а затем переплавляются в художественные фигуры и образы — это происходит в творческой лаборатории каждого писателя. Но у большинства писателей факты, переходя из жизни в книги, все-таки остаются узнаваемыми по отношению к ним писателя. Стивенсон увидел сосны и дюны Калифорнии и перенес их на вымышленный остров Сокровищ. Но это все те же пески и сосны, на которые Стивенсон смотрел взглядом романтика, живи он в каморке под Сан-Франциско или в коттедже под Брэмаром. А Льюис Кэрролл изображал, кажется, совсем не то, что видел Ч.Л. Доджсон. Хотя исследователи, как положено, доискались до различных деталей, пейзажей, домов и улиц, которые преображенными вошли в книги Кэрролла (Джон Падни дает соответствующие фотографии), однако несходство разительно именно по окраске, по отношению к этим деталям со стороны создателя Страны Чудес и обитателя Оксфорда.

Жилые комнаты Кэрролла в Оксфорде скрывают, и музея там нет. Но многие места, с ним связанные, показывают. Их и показывать специально нечего — там просто продолжается все та же университетская жизнь, что шла и во времена Кэрролла. Вот библиотека, где он работал. Вот зал, где он восемь тысяч раз обедал. А на стене этого зала его портрет в ряду портретов других деканов колледжа Христовой церкви. Вот с тем же самым постным выражением лица, должно быть, он тут сидел. Вставал для молитвы перед трапезой (и сейчас встают), опять садился. И так восемь тысяч раз, без тени улыбки. И этот человек написал «Алису»!

Даже современники думали, что ничего, кроме «Приключений Алисы», Льюис Кэрролл не написал. Это говорит о том, насколько его сказочные книги были для всех неожиданностью. На самом деле он все время писал и постоянно печатался, и Джон Падни называет подсчитанное библиографами число его сочинений — 255. Из этого количества публикаций художественными достоинствами обладают, на мой взгляд, два названия. Но даже чудеса не возникают вдруг, на пустом месте, и когда просматриваешь его однотомное собрание сочинений в тысячу триста страниц, то видишь все-таки, как постепенно подготавливался этот взрыв. Прежде всего, сквозная игра ума. Все одна и та же игра — на счет. Все подсчитывается! Все, как мы теперь говорим, формализуется, превращаясь в значки, формулы, цифры. Никаких формул в сказках Льюиса Кэрролла не заметно, но привычка мыслить логически ощущается у Кэрролла часто:

«— Будьте добры, скажите, пожалуйста, как мне отсюда выбраться?

— А куда ты хочешь добраться?

— Мне в общем-то все равно куда...

— Зачем же ты спрашиваешь дорогу?

— Ну, все-таки...

— Что «все-таки»? Иди себе, иди, куда-нибудь в конце концов и придешь».

В Оксфорде вам покажут небольшой, огороженный высокой каменной стеной, дворик возле библиотеки, где мог происходить этот воображаемый разговор. Между маленькой Алисой и крупным Чеширским котом. Кот должен был сидеть вот на этом самом дереве. Кот улыбался. А потом вдруг исчез. И опять появился. И опять исчез. Алиса попросила: «Пропадайте, пожалуйста, помедленнее». Кот просьбу выполнил. Он стал исчезать медленно. И постепенно, начиная с кончика хвоста и кончая улыбкой. Он пропадал так медленно, что самого его уже не было, а улыбка еще оставалась там, на дереве. Медленно, так медленно. Логично?

Что касается жителей Страны Чудес и Зазеркалья, то многие из них не были выдуманы Льюисом Кэрроллом. Они уже существовали в народных сказках, в поговорках («Сошел с ума, как заяц в марте»), загадках и забавных песенках. Эти сказки и стихи английские дети обычно выучивали наизусть. Они знали их так хорошо, что даже не замечали, что те же сказки и стихи означают. А Льюис Кэрролл и здесь пустил в ход свою логику. «Сошел с ума, как заяц»? И перед нами заяц, как видно, совершенный безумец, потому что часы он смазывает сливочным маслом и не может понять, почему эти часы все время останавливаются: «Ведь масло высшего сорта!»

Но если бы то была только логика, никакой Страны Чудес не возникло. Джон Падни постоянно подчеркивает принципиальную разницу между подготовительным материалом и окончательным результатом в творчестве Льюиса Кэрролла. Материал заготавливал Ч.Л. Доджсон, но пусто и холодно было в его мире. Однажды его назвали «недочеловеком». А потом вдруг вспыхнул «золотой полдень», которого на самом деле, может быть, и не было (в тот день было прохладно и хмуро), но день озарился душевно — Льюис Кэрролл начал рассказывать трем маленьким девочкам сказку о Стране Чудес. Замечательно, что это так и запечатлелось в книге, которую лучше всего читать детям.

Правда, существует мнение, что это совсем не детская сказка. В ней под легким покровом спрятано множество отнюдь не детских проблем. Попробуйте по примеру самого Льюиса Кэрролла заняться подсчетами, прикиньте, сколько раз на протяжении всего повествования Алиса вскрикивает, взвизгивает, и вы убедитесь, что это очень нервная сказка. Что мир, в котором живет маленькая Алиса, на самом деле тревожен. Сколько слез, драк, одна погоня за другой! «Сначала приговор, а следствие потом» — и это суд в Стране Чудес. Время стоит тысячу фунтов минута, земля — тысячу фунтов за один дюйм, за один клуб дыма — тоже тысяча, и тысяча фунтов за одно слово! Такова стоимость жизни в Зазеркалье.

Маленькие и большие современники Льюиса Кэрролла, может быть, и не все в этой сказке замечали именно потому, что им самим все было слишком хорошо знакомо. Как в наизусть выученных загадках и стихах. Джон Падни, опираясь на работу многих комментаторов, которые вот уже более ста лет расшифровывают книги Льюиса Кэрролла, очень хорошо показывает, что здесь все не просто. Сквозь чудеса и сказочность проступает облик страны, как бы сдвинутой с места промышленным переворотом, парламентскими реформами, а в то же время страны незыблемых традиций, однажды заведенного ритуала, где уж как сели однажды в пять часов пить чай, так, кажется, часы для них и остановились.

Кэрролл-Доджсон был действительно редкий человек. Жил как в скорлупе (говорит о нем Джон Падни), не выбиваясь из заведенного порядка жизни, а вместе с тем оказался современен будущему веку. Как ученый он предвосхитил решение некоторых проблем современной математики. Сочинял как писатель детские сказки, а они оказались предвосхищением самой взрослой литературы нашего времени, занятой проблемами подсознания. Он стал одним из первых пассажиров железнодорожного транспорта в то время, когда многие о паровозах думали так: «Ничего, побегают, подымят и перестанут!» Он же стал одним из первых фотографов. Он приветствовал первые фонографы. Он едва ли не первым из литераторов сел за пишущую машинку. Даже его внешняя обыкновенность оказалась перспективной, ведь в то время поэт — это поэтическая внешность, кудри длинные до плеч...

Однажды Льюис Кэрролл вдруг взял и вместе с другом поехал в Россию, и тут мы не можем согласиться с Джоном Падни, который склонен видеть в этой единственной зарубежной поездке Льюиса Кэрролла чистую причуду или случайность. Ведь и эта дорога оказалась перспективной! Именно после Крымской войны, в которой англичане потеряли свою кавалерию (Кэрролл знал наизусть стихи Теннисона об этом), они стали все пристальнее присматриваться к нашей стране, народу, культуре; после Крымской войны, как это ни парадоксально, в Англии началась своего рода «русская горячка». Так, например, начали читать русские романы. Романов Кэрролл не читал, но он съездил в Россию, побывал в Петербурге, в Москве, на Нижегородской ярмарке.

После поездки Кэрролла появился первый русский перевод «Приключений Алисы». В письмах Кэрролла мы находим имя переводчицы — Тимирязева, возможно, сестра К.А. Тимирязева, знаменитого русского ученого, в дальнейшем почетного профессора Кембриджского университета, друга Дарвина.

А вот это кто написал? «В тихий летний вечер, когда садящееся солнце освещает румяным светом все двадцать две коллегии старого Оксфорда с их готическими стрелками, с их стрельчатыми окнами и прозрачными аркадами, когда длинные тени старых дубов и каштанов ложатся на зеленые лужайки, парки, и стада оленей резвятся на освещенном лугу и по теням и сами мелькают как тени и доверчиво подбегают к университетским зданиям и келиям студентов... Дисциплина университетская похожа на монастырскую, игры учеников имеют еще характер детских забав; но зато это долгое детство приготовляет разумную и здоровую возмужалость...» Так кто же автор этого описания? Представьте себе, русский современник Льюиса Кэрролла известный общественный деятель А.С. Хомяков.

Оленей в Оксфорде теперь уже не увидишь, но те же готические шпили, дубы и каштаны на месте. Только вот почему они держат в тайне точный адрес Льюиса Кэрролла? А иначе отбоя от посетителей не будет. Людей, которые занимают комнаты Оскара Уайльда, можно только пожалеть. Там, где жил Лоуренс, пришлось переставлять стены, чтобы паломники оставили их в покое. Но всякий может видеть большой квадратный двор, который Льюис Кэрролл пересекал тысячи раз. В местном музее хранится вся его фотоаппаратура. Прямо против колледжа Христовой церкви, на другой стороне улицы, антикварная лавка, которую называют «Лавкой Алисы». Это там маленькая путешественница встретилась со Старой овцой.

Мир Льюиса Кэрролла вроде бы на месте, и в то же время где он, этот мир? Конечно, в книгах Кэрролла, книгах, написанных кристально-чистой прозой. Такой чистой, что малейшее нарушение правильности мысли или слога сразу становится заметным. Но этого и добивался Льюис Кэрролл. Он хотел, чтобы самые обыкновенные слова освежились, обрели новый смысл, чтобы самые обычные вещи осветились новым светом. Он даже во сне решал задачи, этот Кэрролл, и он хотел, чтобы человеческий ум всегда бодрствовал.

Книга, которую сейчас открывает читатель, будет интересна для тех, кто уже читал «Приключения Алисы» и хотел бы познакомиться поближе с их автором. Интересна эта книга будет и для тех, кто о Льюисе Кэрролле только слышал. «Что за интерес, если в книжке нет картинок!» — думает маленькая Алиса. Так вот перед вами книга с толковым текстом и выразительными картинками, которая вводит в жизнь и творчество старшего друга Алисы, создателя Страны Чудес.

Д. Урнов