Главная / Публикации / Н.М. Демурова. «Льюис Кэрролл»

Глава семнадцатая. И снова «Алиса»

Меж тем жизнь шла своим чередом. Кэрролл, как всегда, был очень занят и всё больше уходил в свое творчество. Хотя он по-прежнему внимательно следил за жизнью сестер и братьев, а также поддерживал связь с другими родственниками, в колледже он всё чаще отказывался от приглашений, жалея попусту терять время. По его просьбе матери семейств стали слать ему не «приглашения» на обед, а «информацию», что давало ему свободу действий. Он мог зайти, а мог и вовсе не появляться. Он всё больше замыкался в себе. Лето он обычно проводил в Истборне, куда охотно приглашал родных и своих юных друзей, давая им возможность отдохнуть (при этом он неизменно брал все расходы на себя). Остальное время он проводил в Оксфорде, откуда ездил в Лондон и Гилфорд, к сестрам. Посещал он и семью старшей сестры Мэри, в замужестве Коллингвуд, и кузин, и кузенов, и племянников. Со всеми родными он был дружен и всячески помогал им.

Кэрролл не забывал и Алису Лидделл. Последний раз он фотографировал ее в 1870 году — ей тогда было 18 лет. После этого они виделись лишь мельком. Кэрролл регулярно встречался с ректором по делам колледжа, а порой видел членов семейства Лидделл на улице или еще где-то.

В июне 1876 года семейство Лидделл постигло неожиданное горе: умерла Эдит, одна из сестер Лидделл, которых Кэрролл называл «своими любимицами». Ничто не предвещало такого удара: семейство готовилось к ее свадьбе. Но незадолго до бракосочетания Эдит скончалась от перитонита, последовавшего за корью; ей было всего 22 года. Кэрролл был потрясен. Он пишет матери Гертруды Четуэй: «Я нахожусь в глубоком горе с тех пор, как получил известие о внезапной смерти третьей дочери ректора Крайст Чёрч (одной из трех моих самых близких подруг, — думаю, я Вам о них рассказывал, — которые мне когда-либо встречались в жизни). Она скончалась буквально спустя неделю после своей помолвки, когда жизнь, казалось бы, открывалась ей в самом ярком своем проявлении. Но мир, даже в самом ярком своем проявлении, не может сравниться с тем великолепием, которое нам еще предстоит узнать».

Спустя полгода миссис Лидделл нанесла ему визит. Это была печальная встреча; Чарлз достал фотографии Эдит, сделанные в пору их дружбы, и она указала на те, которые ей хотелось бы иметь. Отпечатанные копии были посланы Лидделлам. В ответ миссис Лидделл отправила Кэрроллу две фотографии Эдит, сделанные незадолго до смерти.

В 1881 году Кэрролл, навещая одного из своих друзей, познакомился с мужем Алисы, Реджиналдом Харгривсом. После этой короткой встречи он записал в дневнике: «Мне нелегко было связать в уме это новое лицо с тем, которое я помню издавна, — этого незнакомца с той "Алисой", которую я так хорошо знал и любил и которую я всегда буду помнить как бесконечно очаровательную семилетнюю девочку».

А 1 марта 1885 года Кэрролл отметил в дневнике, что послал письмо миссис Харгривс, прося ее разрешения опубликовать рукопись «Приключений Алисы под землей». Вот это письмо:

«Дорогая миссис Харгривс,

Воображаю, что после стольких лет молчания это письмо прозвучит, словно глас с того света, однако эти годы никак не повлияли на живость моих воспоминаний о тех днях, когда мы писали друг другу. Я начинаю чувствовать, как слабеет память старого человека относительно недавних событий и новых друзей (к примеру, всего несколько недель назад я познакомился с очень милой девочкой лет двенадцати; мы совершили вместе прогулку — а теперь я не могу вспомнить ни ее имени, ни фамилии!), однако образ той, которая все эти годы оставалась для меня идеалом ребенка и друга (в оригинале: ideal child-friend. — H.Д.), по-прежнему живет в моем воображении. После того времени у меня было множество маленьких друзей, но всё это было совсем другое.

Впрочем, я пишу не для того, чтобы сказать Вам всё это. Я хочу спросить Вас, не разрешите ли Вы мне опубликовать факсимиле рукописи "Алисы под землей" (я полагаю, Вы ее сохранили?). Мысль о публикации пришла мне в голову лишь на днях. Если, поразмыслив, Вы придете к заключению, что Вам этого не хотелось бы, на том и остановимся. Однако, отнесись Вы к этому положительно, я буду Вам весьма признателен, если Вы на время предоставите мне рукопись (пошлите ее заказной бандеролью — так надежнее), чтобы я мог поразмыслить о дальнейших шагах. Я не видел ее около двадцати лет и совсем не уверен в том, что иллюстрации не окажутся до того безнадежными, что воспроизводить их будет совершенно бессмысленно.

Не сомневаюсь, что, если я опубликую рукопись, меня обвинят в чудовищном себялюбии. Но меня это совершенно не трогает, ибо я знаю, что к этой публикации меня побудили иные мотивы; просто я думаю, что, принимая во внимание необычайную популярность двух сказок об Алисе (они разошлись в количестве 120.000 экземпляров), найдется немало желающих познакомиться с рукописным оригиналом.

Ваш неизменный друг

Ч.Л. Доджсон».

Миссис Харгривс не торопилась с ответом: сначала она сообщила о предложении Кэрролла отцу и попросила его совета. Ее письмо не сохранилось, но в нашем распоряжении есть ответ ректора Лидделла, посланный в марте 1885 года, по которому можно отчасти понять, что писала ему дочь: «Дорогая Алиса, я думаю, что ты не можешь отказать мистеру Доджсону, хотя он и продал 120.000 экземпляров книги. Если ты попросишь его вернуть клише, когда работа будет закончена, думаю, он не станет возражать. Возможно, он скопирует страницы с помощью нового фотопроцесса и копия будет очень точна. Твой любящий отец Г.Х. Лидделл».

Это письмо оставляет какой-то осадок — и не только потому, что носит сугубо деловой характер. Зачем было Алисе говорить о 120 тысячах проданных экземпляров (кстати сказать, «Страны чудес», а не «Приключений Алисы под землей», подаренных ей)? Зачем беспокоиться о клише? Неужели она сомневалась в том, что Кэрролл вернет ей рукопись — и к тому же отправит не только подписанный им экземпляр факсимильного издания, но и еще столько экземпляров, сколько она пожелает?

Коллингвуд в своей книге опубликовал два письма Кэрролла Алисе. Одно мы уже привели; второе печатается ниже (оба даются без сокращений). Как явствует из второго послания, за те полтора года, что отделяют их друг от друга, Кэрролл и миссис Харгривс обменивались и другими письмами по поводу издания факсимиле, но до нас они не дошли. Впрочем, из тех писем, которыми мы располагаем, становится ясно, что миссис Харгривс дала разрешение на публикацию рукописи и переслала ее Кэрроллу и что он с присущей ему точностью сообщал ей о предпринятых действиях. Второе письмо Кэрролла, приведенное Коллингвудом, датировано 11 ноября 1886 года:

«Моя дорогая миссис Харгривс,

Сердечно Вас благодарю за разрешение напечатать "Больницы"¹ в Предисловии к Вашей книге. С этим злосчастным факсимиле у меня было не меньше приключений над землей, чем у Вашей тезки под землей.

Во-первых, лондонский цинкограф, которого мне порекомендовали — он должен был сфотографировать каждую страницу для изготовления цинковых клише, — соглашался взяться за работу только при условии, что я предоставлю книгу в его распоряжение, на что я ответил решительным отказом. Вы были столь добры, предоставив мне на время столь уникальную книгу, что я не мог позволить типографским работникам даже дотронуться до нее. Напрасно я предлагал ему привезти книгу в Лондон, жить там, сколько понадобится, и каждый день являться с ней к нему в студию, класть ее перед фотокамерой и переворачивать по мере надобности страницы. Он заявил, что это невозможно, ибо он фотографирует произведения "других авторов, которые ни в коем случае нельзя показывать публике". Я обязался не глядеть ни на что, кроме собственной книги; но всё было напрасно: на все мои предложения он отвечал отказом.

Потом *** рекомендовал мне некоего мистера X***, превосходного фотографа, владельца столь небольшого дела, что мне пришлось согласиться на предоплату каждого клише; зато он согласился приехать в Оксфорд и работать там. Вся работа проходила в моей студии, которую я не покидал ни на минуту, переворачивая страницы и безропотно исполняя всё, что было нужно.

Впрочем, я уже, кажется, писал Вам о кое-каких эпизодах этой истории...

Мистер X*** сделал превосходные негативы и увез их с собой, чтобы изготовить цинковые клише. Он привозил их поначалу весьма регулярно, и я имел все основания надеяться, что книга будет готова к Рождеству 1885 года.

18 октября 1885 года я отослал Вашу книгу миссис Лидделл, которая сказала мне, что Ваши сестры собираются Вас навестить и отвезут ее Вам. Надеюсь, Вы ее благополучно получили?

Вскоре после этого клише перестали поступать (замечу, что я заранее всё оплатил); оставалось еще двадцать две страницы, но мистер X*** пропал!

Лично я полагаю, что он скрылся от кредиторов. Мы искали его, но всё было напрасно. Шли месяцы. Я было подумал нанять сыщика, чтобы отыскать его, но меня заверили, что "сыщики все негодяи". Можно было просить Вас снова прислать мне книгу и сфотографировать недостающие страницы. Но мне решительно не хотелось снова забирать ее у Вас; к тому же я боялся рисковать, доверяя ее почте, ибо, даже посылая ее "заказной бандеролью", нельзя быть абсолютно уверенным, что она не будет потеряна.

В апреле мистер X*** явился к Макмиллану и оставил восемь клише — и вновь пропал.

Оставалось четырнадцать страниц, недостающих в разных местах по всей книге. Я еще немного выждал, а затем передал всё дело поверенному, который скоро нашел беглеца, однако не смог добиться от него ничего, кроме обещаний. "Вы никогда не получите клише, — сказал поверенный, — если не пугнете его, отправив ему вызов к мировому судье". Мне совсем не хотелось этого делать, но в конце концов пришлось послать этому невозможному человеку судебную повестку, которую надо было выправлять по месту его жительства, для чего я был вынужден дважды приехать из Истборна (Кэрролл там отдыхал. — Н. Д.): один раз, чтобы оформить вызов в суд (для чего потребовалось мое личное присутствие), а другой — чтобы вместе с поверенным присутствовать на суде в день, назначенный для слушания дела. Ответчик на суд не явился; и тогда судья объявил, что будет разбирать дело в его отсутствие. Затем я испытал неведомое мне ранее волнение: меня вызвали в качестве свидетеля и привели к присяге, после чего весьма суровый судебный секретарь подверг меня перекрестному допросу, видно, полагая, что стоит меня как следует припугнуть, как он тотчас уличит меня во лжи! Мне пришлось прочитать судье небольшую лекцию о цинкографии, и он, бедняга, заявил, что это столь сложно, что ему придется отложить слушание на неделю. Однако на этот раз, чтобы обеспечить присутствие неуловимого ответчика, он выдал ордер на его арест, и судебный пристав получил приказ задержать его и поместить в тюрьму накануне слушания дела. Узнав об этом, наш беглец и вправду перепугался и, не дожидаясь рокового дня, тотчас представил четырнадцать негативов (клише он так и не сделал). Я обрадовался, получив негативы, хотя мне и пришлось вторично оплатить четырнадцать клише, и взял назад свой иск.

Четырнадцать клише были быстро изготовлены и переданы в типографию; всё наконец уладилось, и я полон надежды, что книга скоро будет завершена и к концу месяца я смогу послать Вам специально заказанный экземпляр (в белом кожаном переплете — если Вы не предпочтете другого).

Всегда, уверяю Вас,

Искренне Ваш

Ч.Л. Доджсон».

Двадцать второго декабря 1886 года факсимильное издание рукописи, подаренной Алисе Лидделл 22 года назад, вышло в издательстве Макмиллана. Кэрролл предпослал ему предисловие, в котором привел строку из старинной песенки «Отгадай загадку, Как и Почему» и рассказал о том, как и почему он решил сделать свою рукопись достоянием публики:

«На вопрос "Как?" я в известном смысле ответил в стихотворении, предпосланном "Алисе в Стране чудес"... А "Почему?" нельзя, да и не нужно, выражать словами. Те, для кого душа ребенка — тайна за семью печатями, кто не видит в улыбке ребенка ничего божественного, стали бы напрасно вникать в эти слова; меж тем как тому, кто когда-либо любил реального ребенка, слова не нужны. Ему знаком тот трепет, который охватывает всякого человека, оказавшегося в присутствии души, только что вышедшей из рук ГОСПОДА, души, не омраченной тенью греха, которая несет лишь отдаленный и едва заметный окоем печали».

Льюис Кэрролл, викторианский последователь автора «Песен невинности», поклонник старых и новых романтиков, видит в улыбке ребенка ту чистую, всеобъемлющую и бескорыстную любовь, которая присуща только детям. Впрочем, пишет он, тот, кто «сумеет вложить все свои силы в некий замысел, не думая об ином вознаграждении, кроме тихих слов благодарности и воздушного поцелуя, посланного ему чистыми устами детей, возможно, слегка приблизится к ним». Кэрролл, регулярно посылавший свои книги в детские больницы и приюты (речь, конечно, идет о детях неимущих), делал это, по его собственным словам, «всегда с радостью». Он цитирует письмо одной из дам-патронесс такой больницы, которая рассказывает ему, как дети слушают присланные им сказки (к тому времени вышла уже и «Алиса в Зазеркалье») и молятся за него, и обещает написать обреченной девочке Минни, которая мечтает получить от него письмо — только пусть оно будет адресовано не «Каждому ребенку, который любит Алису» (такие письма Кэрролл посылал на Пасху), а лично ей. Современному читателю все это, верно, покажется слишком сентиментальным (нас долго и жестко отучали от сочувствия другим), однако такое выражение чувств было присуще викторианцам, и Кэрролл, обладатель глубокой веры и доброй души, несомненно, писал это от всего сердца.

На последней странице книги был помещен постскриптум:

«Деньги, полученные от продажи этой книги (если случатся таковые), будут направлены в Детские больницы и Приюты для больных детей; счета по 30 июня каждого года будут печататься в Сент-Джеймс газетт во второй вторник последующего декабря».

Возвращаясь к основной мысли послесловия, Кэрролл добавляет:

«В "Гайавате" Лонгфелло та же мысль прекрасно выражена мальчиком в его обращении к тем, кто верит,

Что беспомощные руки,
Шаря ощупью, во мраке,
Руку Божию находят».

Итак, по выходе книги Кэрролл послал миссис Харгривс обещанный экземпляр с дарственной надписью. Однако на этом история рукописи не заканчивается.

Прошли годы. Кэрролла давно уже не было в живых; Алиса Харгривс, вырастившая троих сыновей, лишилась во время Первой мировой войны двух старших (первый был убит в 1917 году, второй — в 1918-м) и овдовела. В 1928 году она решила выставить уникальную рукопись на продажу. 3 апреля на аукционе «Сотбис» рукопись купил за 15 400 долларов известный американский библиофил и коллекционер редких книг из Филадельфии доктор А.С.У. Розенбах. Спустя полгода он продал ее Э.Р. Джонсону из Мурстауна, штат Нью-Джерси, за 30 тысяч.

В 1932 году англоговорящий мир широко отмечал столетний юбилей Льюиса Кэрролла. Ему посвятили статьи и книги такие видные писатели, как Гилберт Кит Честертон, Вирджиния Вулф, Алан Александр Милн, Уолтер де ла Мэр и др. Миссис Харгривс получила приглашение приехать в Нью-Йорк, где при большом стечении публики ей предстояло получить почетный диплом доктора литературы Колумбийского университета. Она отправилась в плавание в сопровождении младшего сына Кэрила. В Нью-Йорке ее приветствовали толпы встречающих, журналисты осаждали просьбами об интервью, ее чествовали как вдохновительницу бессмертной сказки, убедившую автора записать ее.

В 1946 году рукопись была передана для продажи в одну из нью-йоркских галерей. Неожиданно выступил Лютер Харрис Эванс, директор Библиотеки Конгресса США. В начале года, лежа в больнице, он прочитал в «Нью-Йорк таймс» о предстоящей продаже и отметил, что на аукционе «Сотбис», где ранее была выставлена рукопись, Британский музей предлагал сумму в десять тысяч фунтов. «Это навело меня на мысль о том, — вспоминал Эванс, — что было бы хорошо, если бы группа американцев выкупила рукопись и преподнесла ее Британскому музею». Он обратился к Л. Розенвальду, одному из видных спонсоров Библиотеки Конгресса; тот обещал, что лично внесет солидную сумму и посоветует ряду друзей принять участие в сборе средств. «Затем, — пишет Эванс, — я позвонил доктору Розенбаху и поручил ему купить рукопись (я готов был предложить за нее до 100 000 долларов, которые я переведу ему со своего личного счета)».

Доктор Розенбах купил рукопись за 50 тысяч долларов. Эванс начал кампанию по сбору средств на приобретение «культурного сокровища английской нации» — и вскоре собрал почти всю сумму. Список тех, кто сделал пожертвования от ста долларов и выше, был послан в Британский музей, хотя поначалу его не собирались предавать гласности. «В 1948 году, — пишет Эванс, — я доставил рукопись в Британский музей и добрал впоследствии недостающие несколько тысяч долларов». За этим скупым сообщением стоит еще одна история.

В те годы из Америки до Европы добирались на лайнерах (всё это происходило более шестидесяти лет назад!). Для безопасности драгоценной рукописи был сконструирован специальный непотопляемый кейс, снабженный флажком и радиосигнализацией на случай гибели судна. По счастью, плавание прошло благополучно. Сев в поезд, идущий из порта в Лондон, Эванс уже предчувствовал конец своей миссии. Ступив на платформу в Лондоне, он вздохнул с облегчением и направился к выходу в город — и вдруг остановился. Кейс с драгоценной рукописью остался в вагоне!

О том, как искали рукопись, история умалчивает. Важно, что она была найдена и передана в Британский музей — «в знак благодарности доблестному народу, который долгое время бился с Гитлером почти в одиночку». Рукопись принимал глава Англиканской церкви архиепископ Кентерберийский, выразивший глубокую благодарность за этот «дар от чистого сердца». Присутствовавшие на церемонии, по словам Эванса, «сморкались и всхлипывали, что было совсем не похоже на англичан». Более полувека рукопись хранилась в Британском музее; теперь она в Британской библиотеке.

Пятнадцатого февраля 1881 года, более чем через 15 лет после выхода в свет «Алисы в Стране чудес», Льюис Кэрролл сделал в своем дневнике запись: «Отправил Макмиллану письмо с новым предложением: издать "Алису для малышей" (The Nursery Alice) — с картинками в книжке». Издатель, выпустивший обе сказки об Алисе, одобрил новую идею Кэрролла, и вскоре тот уже обсуждал картинки к новой книге с Джоном Тенниелом, иллюстратором «Страны чудес» и «Зазеркалья».

Книга готовилась долго. Кэрролл был занят — писал роман «Сильвия и Бруно», математические и богословские труды, заботился о родных и близких; много времени отнимало у него и кураторство над клубом.

Было решено, что в книгу войдут 20 иллюстраций Тенниела — в увеличенном и раскрашенном виде. Работая над оформлением нового издания, предназначенного для совсем маленьких детей, которые даже грамоты не знали, Тенниел слегка изменил первоначальные картинки: в сцене в саду сменил «Тройку пик» на «Тройку червей», одел Алису в новое платье с поясом, завязанным бантом, нарисовал ее заново с вытянувшейся шеей, добавил или убрал кое-какие детали и, конечно, всё раскрасил. Его гонорар на этот раз равнялся 100 фунтам.

Изготовление цветных иллюстраций в те годы было делом непростым. Печать осуществлял Эдмунд Эванс, выдающийся мастер цветной гравюры по дереву. У него печатали свои книжки такие художники, как Уолтер Крейн, Рэндольф Колдекотт, Кейт Гринуэй и другие мастера, прославившие английскую детскую книгу. Рисунки для обложки выполнила Гертруда Томсон, приятельница Кэрролла.

«Алиса для малышей» вышла в свет лишь 18 декабря 1889 года. Ее иллюстрации показались Кэрроллу слишком яркими и безвкусными. Расстроенный, он пишет Макмиллану, что «ни одна из них не должна продаваться в Англии», и поручает Эвансу напечатать иллюстрации заново. Второй завод, отпечатанный в 1890 году, удовлетворил и требовательного автора, и художника. Что до отвергнутых ранее страниц, то их переплели и пустили в продажу: четыре тысячи экземпляров были отправлены в Соединенные Штаты, а остальные шесть тысяч все-таки предложены английским покупателям всего по два шиллинга за экземпляр (серия «Народное издание»).

Открывает книгу стихотворение Кэрролла «Милая детская», написанное с глубоким чувством, навеянным воспоминаниями о матери:

Прижаться к маминой груди:
Забыть ребяческие страхи,
Ушибы, слезы, охи, ахи,
Не знать того, что впереди!
Слегка подушку смяв щекой,
Во сне выводишь ты рулады,
И слаще в мире нет отрады...
Любовь дарует нам Покой.

Пригубить мамин поцелуй:
В нем мед и нежное дыханье,
В нем скрыто тайное посланье —
«Будь счастлива!» и «Не балуй!».
Его спешишь ты разгадать
И радостью полна до края,
Сейчас ты в двух шагах от рая...
Дом нам дарует Благодать².

Заглавные буквы в последней строке каждой строфы (Любовь — Покой — Дом — Благодать) подчеркивают значение этих слов. Кэрролл предпослал книжке предисловие, адресованное матерям малышей, для которых написана книжка:

«У меня есть все основания полагать, что "Приключения Алисы в Стране чудес" прочитали сотни английских Детей в возрасте от пяти до пятнадцати лет, — а также Дети от пятнадцати до двадцати пяти лет — и Дети от двадцати пяти до тридцати пяти лет. Есть среди нас даже и такие Дети, что устали от мрачных насмешек Жизни с ее горестями и мишурой, здоровье и силы которых слабеют, — и всё же не дали иссякнуть источнику радости, что кроется во всех близких детству сердцах. Обойдем молчанием повесть о прошедших годах этих Детей "определенного возраста" и предадим ее почтительному забвению.

А теперь я мечтаю о том (возможно, я слишком многого хочу?), чтобы мою книжку читали дети от нуля до пяти лет. Читали?! Нет, конечно! Я хочу, чтобы ее листали, ласкали, трепали, мяли и целовали эти крошки с ямочками на щеках, которые не знают грамоты и едва научились говорить, как надо, — они так весело шумят в детской, наполняя наши сердца глубокой радостью!..»

Конечно, «Алиса для малышей» непохожа на «Приключения Алисы в Стране чудес». Там нет ни удивительных приключений, ни странных персонажей с их диковинными речами, ни нонсенса, ни стихов. Да их и не может там быть! Эту небольшую книжку с картинками, в которой Кэрролл знакомит маленьких читателей (точнее, слушателей) с некоторыми — конечно, предельно упрошенными — персонажами и событиями «большой» книги, можно назвать введением в нее; автор надеялся, что в будущем подросшие малыши ее прочитают.

Позже помимо предисловия, адресованного матерям, Кэрролл снабдил свою новую книжку «Пасхальным приветствием каждому ребенку, любящему Алису». Впервые это приветствие было издано приложением к «Алисе в Зазеркалье», но автор хотел, чтобы его прочли все — и взрослые, и дети, когда они выучатся читать. Как видим, это уже другой, новый Кэрролл, которого мы прежде не знали. Впрочем, будет, пожалуй, вернее сказать, что он повернулся к нам другой стороной. Он и впрямь был очень многообразной личностью.

Примечания

1. Это письмо про больницы будет опубликовано в постскриптуме на последней странице книги (см. ниже).

2. Перевод С. Таска.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница